Джеймс кори врата абаддона fb2
— Хорошо, — сказал Холден.
— Она вроде как сама напросилась, — добавил Амос.
Анна крепко сжала ладони и кивнула. Не в знак согласия, а просто показав, что услышала. И поняла.
— Мне нужно, чтобы вы ее простили, — сказала она. — Если нет других причин, хоть ради меня. Вы сказали — все что угодно. Мне нужно вот это.
В паузе прозвучал протяжный вздох Амоса. Брови Алекса все выше задирались на лоб.
— Почему? — ровным голосом повторила Наоми.
Анна крепко сжала губы.
— Она не злодейка. Я уверена, Кларисса сделала все, что сделала, из любви. Это больная любовь, но это любовь. И, если она не умрет, для нее еще есть надежда. И я должна надеяться.
Холден видел, как слова омывают Наоми и в ее глазах возникает непонятная ему боль. Она растянула губы, оскалила зубы. Шепот ее был непристоен и так тих, что слышать мог только он. Холден стиснул ей руку, ощутив косточки пальцев.
— Ясно, — сказала Наоми, — я буду молчать.
В груди его вспыхнул гнев. Слова дались легко.
— Я не буду, — сказал Холден. — Речь идет о безумной представительнице клана Мао, который дважды пытался погубить Солнечную систему. Она преследовала нас до самого Кольца, пыталась убить. Убить тебя. Она взорвала полный невинных людей космический корабль только ради того, чтобы испортить нам репутацию. Кто знает, сколько еще людей она убила. Если ООН решит вышвырнуть ее в космос, я сам нажму кнопку шлюза.
Молчание затянулось. Холден видел, как безнадежно понурилась Анна. Алекс вдруг захихикал, и все обернулись к нему.
— Ага, — с привычной растяжкой заговорил пилот, — подумаешь, Наоми избили до полусмерти. Пустяки, она готова об этом забыть. А вот у капитана пострадала подружка. Он — действительно жертва.
В тишине не слышалось даже дыхания. Кровь хлынула в лицо Холдену, залила уши. Ненависть, боль, ярость. Рассудок отключился, желание ударить оскорбившего его Алекса стало почти нестерпимым.
Потом сказанное дошло до него, он поймал взгляд Наоми, и все схлынуло. «Почему?» — хотел спросить он, но спрашивать не имело смысла. Это Наоми, и она уже приняла решение. Не ему здесь мстить.
Из него словно выпустили воздух. Захотелось свернуться на полу среди своих людей и проспать целую неделю. Он попытался улыбнуться.
— Ух ты, — выговорил он, — какой же я иной раз бываю дрянью.
— Да нет, — возразил Амос, — тут я тебя понимаю. Я бы сам прибил эту Клариссу за ее дела. Но Рыжик просит, а Наоми ее поддерживает, так что, думаю, надо соглашаться.
— Не поймите меня неправильно, — холодно обратился Холден к Анне, — я никогда не прощу ту женщину. Никогда. Ради вас я не стану сдавать ее ООН. Если Наоми решила оставить это дело, мне приходится соглашаться.
— Спасибо вам, — сказала Анна.
— Если что изменится, Рыжик, — сказал Амос, — дай нам знать. Я в любой момент с удовольствием сделаю из нее лепешку.
ГЛАВА 37
КЛАРИССА
Сперва она не заметила перемену. Перемена сказывалась в мелочах. Палуба, на которой раньше она спала как убитая, теперь стала жестковата. Она чаще задумывалась, что делает в своей камере ее отец в пяти миллиардах километров отсюда, если не в другой Вселенной. Она постукивала руками по решетке, чтобы услышать разницу в тоне звучания прутьев. И она ненавидела.
Ненависть была для нее не внове. Она жила с ней так долго, что все прошлое окрасилось в цвета праведного гнева. Только раньше она ненавидела Джима Холдена, а теперь ненавидела Клариссу Мао. В ненависти к себе была чистота, восхищавшая так сильно, что это казалось катарсисом. Джим Холден вывернулся из-под удара ее ненависти, не дал ей себя поглотить. А она жила в пламени и знала, что заслужила ожоги. Это походило на игру в поддавки.
Она постучала по решетке. Между звучанием прутьев было слишком мало разницы. Больше всего она мечтала на что-нибудь отвлечься. Задумалась, хватит ли силы ее имплантов, чтобы погнуть решетку или сорвать с петель дверь. Хотя это было ни к чему. Выйдя из камеры, она в лучшем случае попала бы под выстрелы астерской охраны. В худшем — оказалась бы на свободе.
Хорошо хоть, капитан перестал с ней заговаривать. Она видела, что к нему потоком ходят посетители. Она более или менее представляла, кто из охраны отвечает за него. Приходили двое марсиан в военной форме, несколько офицеров ООН. Приходили и переговаривались с капитаном Ашфордом тихими голосами людей, относящихся к себе и ко всему, что их окружает, всерьез. Такие голоса она помнила с тех пор, как подслушивала переговоры отца. И помнила, какое впечатление они когда-то производили на нее. Теперь при этом воспоминании ей становилось смешно.
Она мерила шагами свой крошечный мир. Отжималась, приседала — исполняла все бессмысленные упражнения, какие позволяла небольшая сила тяжести. И ждала кары или конца света. Во сне ее караулил Рен, поэтому она старалась поменьше спать.
И понемногу, с нарастающим ужасом сознавала, в чем состоит перемена. Она возвращалась в себя. После неудачи на «Росинанте» ей было в какой-то мере спокойно. Она от всего отключилась. Да и прежде все немного напоминало сон. Она не взялась бы сказать, началось это с убийства Рена или с того дня, как она приняла имя Мелбы Кох. Может, еще раньше. С известия, что отец арестован. Она не помнила, когда потеряла себя, но теперь возвращалась, и онемевшую совесть словно кололо иголками. Это было хуже боли, и это заставляло ее метаться по кругу.
Размышляя, она все яснее сознавала игру, которую вела с ней рыжая священница. Священница и Тилли Фэган, пожалуй, тоже. Может, Анна решила, что, если поманить ее прощением, словно подвешенной перед носом морковкой, она признается? Тогда она дважды глупа: во-первых, потому, что вообразила, будто Кларисса откажется от сделанного, а во-вторых, потому, что решила, будто ей нужно прощение. Что она его примет.
«Я хотела бы еще поговорить с тобой», — сказала Анна, и в тот момент это прозвучало искренне. Но она больше не приходила. Рассудком, сколько у Клариссы осталось рассудка, она понимала, что времени миновало не так много. В камере менялось восприятие времени и обострялось чувство одиночества. Для того камеры и придуманы. А все же Анна не пришла. И Холден тоже. И Наоми, которую Кларисса чуть не убила. О ней забыли — а почему бы и нет? Клариссе нечего было им предложить. Разве что предупреждение, что власть на корабле вот-вот перейдет в другие руки, — если это имело значение. Смешно было беспокоиться о том, кому сидеть в капитанском кресле обреченного корабля. Все равно что спорить, кто самая хорошенькая девушка в концлагере.
Но больше отвлечься было не на что, поэтому она наблюдала.
Голоса в соседней камере зазвучали по-новому. Настойчиво. Изящно одетый мужчина еще не успел подойти к ее двери, а она уже знала, что маленький спектакль движется к концу. Он остановился у решетки, заглянул внутрь. Блестящая седина, уложенная в идеальную прическу, старила мужчину. В его профессионально-отеческом взгляде скрывалась темнота. Мужчина взялся руками за решетку — словно он был здесь заключенным, а не Кларисса.
— Ты меня, наверное, не помнишь? — В его голосе слышались грусть и ласка.
— Отец Кортес, — возразила она, — я вас помню. Вы когда-то играли в гольф с моим отцом.
Он горестно хмыкнул и переступил ногами, почти прижавшись лбом к прутьям.
— Верно, только это происходило очень давно. Тебе было не больше… семи?
— Я и потом видела вас в новостях.
— А, — кивнул он, рассеянно глядя перед собой, — кажется, и это было очень давно. Я сейчас говорил с капитаном. По его словам, он пытался убедить тебя присоединиться к нам, но не слишком преуспел.
Вдоль ряда клеток шли два охранника. Кларисса узнала в обоих союзников Ашфорда. Кортес на них даже не взглянул.
— Не преуспел, — согласилась она и добавила: — Он много лжет.
Кортес поднял брови.
— Лжет?
— Сказал, что добьется для меня амнистии. Что, когда мы вернемся домой, доставит меня на Цереру, под покровительство АВП. Только он этого не сумеет.
Источник
Нео воображал, какие рожи будут у всех этих ученых и вояк, скопившихся вокруг Кольца, когда кораблик без позывных, летящий по баллистической кривой, выпрыгнет откуда ни возьмись и проскочит прямиком в Кольцо на ста пятидесяти тысячах в час. У него не хватит топлива, чтобы полностью погасить такую скорость, но он затормозит настолько, чтобы они могли выслать за ним спасательный корабль.
Срок, конечно, отсидеть придется. Года два, пожалуй, если власти всерьез разозлятся. Но дело того стоило. Одни только сообщения друзей по черной сети, сливавшиеся в хор: «Черт побери, никак дело выгорит!» — уже того стоили. О самом дальнем броске пращи в истории будут толковать и сто лет спустя. Ну, потратил он несколько месяцев, налаживая «И Ке», еще несколько на полет, и еще отсидит срок. Не так уж много — зато он будет жить вечно!
Оставалось двадцать часов.
Самая большая опасность — окружившая Кольцо армада. Земля и Марс уже несколько месяцев как загнали вусмерть свои флоты, но то, что осталось, — большей частью собралось здесь. Или сидит на внутренних планетах, но о тех Нео мог не волноваться. В системе околачивалось два или три десятка больших военных кораблей, они присматривали друг за другом, между тем как научные суда пищали и вслушивались в эхо, тихонько дрейфуя в паре тысяч километров над Кольцом. И все вояки здесь находились затем, чтобы никто не полез трогать руками. Как они всполошились!
Даже учитывая, что весь этот металл с керамикой был втиснут в крохотный уголок пространства, даже притом что диаметр Кольца составлял паршивую тысячу километров, шансы во что-нибудь врезаться казались не так уж велики. Пустоты здесь было гораздо больше, чем всего остального. Да если он и врежется в какой-то из кораблей флотилии, беспокоиться ему уже не придется, так что Нео отдался на милость Девы Марии и принялся устанавливать высокоскоростные камеры. Когда все наконец случится, то промелькнет так быстро, что и не заметишь, что попал в цель, пока данные не проанализируешь. А рекорд надо удостоверить. Нео включил записывающую аппаратуру передатчика.
— Хой, — обратился он к камере. — Говорит Нео. Нео соло, капитан и команда суверенной астерской гоночной шлюпки «И Ке». Миелиста ми. Шесть часов до самого дальнего прыжка с тех пор, как Бог сделал человека. Ес па ми мамы, милой София Бран, и Господа нашего Спасителя Иисуса. Смотрите хорошенько, моргнешь — пропустишь, ке са?
Он просмотрел файл. В записи видок еще тот. Времени, пожалуй, хватало, можно было сбрить тощую бороденку или хотя бы стянуть в хвост волосы. И еще Нео пожалел, что не приналег на тренировки — плечики как у цыпленка. Ну, теперь уже поздно. А вот подобрать другой угол съемки можно было. Ускорения нет, гравитация не помешает.
Он попробовал снимать с двух разных точек и наконец, удовлетворив тщеславие, выключил запись. Выбросит ее в эфир за двадцать секунд, а потом сразу переключится на наружные камеры. Больше тысячи кадров в секунду, и все равно Кольцо может промелькнуть в паузе. Оставалось надеяться на лучшее. Другой камеры уже не достать, даже если на свете и существует что-то круче.
Допив воду, он пожалел, что не запас побольше еды. Тюбик с протеиновой пастой сейчас очень не помешал бы. Ничего, скоро все закончится. Его подберут земляне или марсиане, у них будет приличный туалет, питьевая вода и паек для заключенного. Нео ждал плена чуть ли не с надеждой.
Спящий коммутатор пробудился и завизжал, что принял направленный луч. Нео открыл связь. Судя по шифровке, отравлено было из черной сети, и достаточно давно, раз догнало его здесь. Не ему одному хотелось показать себя.
Эвита была по-прежнему красива, но теперь, когда начала зарабатывать и закупать части для строительства «И Ке», больше походила на взрослую. Еще пять лет, и станет обычная тетка. И все же Нео к ней не совсем остыл.
— Эсо, унокабатя, — сказала Эвита. — Мир смотрит на тебя. Тода ауге. Я тоже.
Она улыбнулась, и на долю секунды Нео поверил, что она задерет рубашку. На счастье. Луч пропал.
Два часа.
— Повторяю: марсианский фрегат «Люсьен» обращается к неопознанному кораблю, идущему курсом к Кольцу. Отвечайте немедленно, или мы открываем огонь.
Три минуты. Его заметили слишком рано. До Кольца еще три минуты, а он рассчитывал быть незамеченным, пока не останется меньше одной.
Нео прокашлялся.
— Не надо, ке са? Не надо. Это «И Ке», гоночная шлюпка с Цереры.
— У вас отключены позывные, «И Ке».
— Сгорел передатчик, ага. Мне бы помощь не помешала.
— Радио у вас в полном порядке, но я что-то не слышу аварийного сигнала.
— Так не авария же, — отозвался он, растягивая слова, чтобы выиграть хоть несколько секунд. Заговорить бы им зубы… — Иду на баллистической. Могу включить реактор, но это займет пару минут. Подсобите, а?
— Вы в запретной зоне, «И Ке», — сказал марсианин, и Нео почувствовал, как по лицу у него расползается улыбка.
— Не троньте меня, — проговорил он. — Не троньте, сдаюсь. Мне только притормозить, сейчас и начинаю, не злитесь так.
— У вас десять секунд, чтобы изменить траекторию на курс от Кольца, — потом мы открываем огонь.
Вместе со страхом пришло ощущение победы. Получается! Он целит прямо в Кольцо и, таким образом, сбивает их с толку. Одна минута. Нео начал разогревать реактор. С этого момента ему даже лгать не придется. Все сенсоры предупреждали, что их нащупали прицельным лучом.
— Не стреляйте, — повторил Нео, ежась и ерзая от нетерпения. — Прошу вас, сэр, не стреляйте. Я сейчас заторможу, сейчас!
— Пять секунд, «И Ке».
Еще тридцать секунд. Экран распознавания «друг-враг» включился вместе с остальными корабельными системами. «Люсьен» оказался совсем рядом. Может, семьсот километров. Ясно, они его увидели, на таком расстоянии «И Ке», наверное, светится, как рождественская гирлянда. Просто не повезло.
— Стреляйте, коли приспичило, но я торможу.
Прозвучал сигнал тревоги. На дисплее возникли две новые точки. Эти ихос де пута[6] и вправду выпустили торпеды.
Пятнадцать секунд. Он успеет. Нео включил запись и наружные камеры. Кольцо где-то рядом, но тысяча километров — слишком мало, чтобы различить темный объект невооруженным глазом. Он видел только полную звезд бездну.
— Не стреляйте, — заорал он марсианам. — Не стреляйте!
Три секунды. Торпеды настигали его.
Одна секунда.
И все звезды до одной моргнули.
Нео постучал по монитору. Пусто. Распознаватель ничего не показывал. Ни фрегата, ни торпед. Ничего.
— А вот это, — сказал он, ни к кому не обращаясь, — жутко странно.
Что-то на мониторе засветилось голубым, и он придвинулся ближе, будто несколько дюймов, отделявших его от экрана, могли что-то изменить.
Сенсор, запускавший перегрузочную тревогу, реагировал через пять сотых секунды. Сигнал включался еще через три сотых — нужно было время, чтобы ток по проводам дошел до красной лампочки и аварийной сирены. Маленькие датчики на консоли, рассчитанные на торможение девяносто девять g, зажигали свои светодиоды с неторопливостью движения ледника — целых полсекунды. К этому времени Нео уже превратился в красную кляксу в кубрике — торможение швырнуло его вперед, сквозь экран, на дальнюю переборку. Еще пять долгих секунд кораблик скрипел и сопротивлялся. Не он останавливался — его останавливали.
В непроглядной темноте работали наружные камеры, посылая в эфир тысячу кадров пустоты в секунду.
А потом — и не только пустоты.
ГЛАВА 1
ХОЛДЕН
Когда он мальчишкой жил на Земле, под открытым голубым небом, одна из его матерей три года мучилась нестерпимыми мигренями. Тяжело было видеть ее бледной, потной от боли, но еще хуже казались сопровождающие приступы симптомы ауры. Она наводила порядок в доме или разбиралась с контрактами по своей юридической практике, и вдруг левая рука у нее сжималась в кулак до хруста в сухожилиях. Глаза переставали фокусироваться, зрачки расширялись, заливая чернотой голубую радужку. Глядя на очередной такой припадок, Холден думал: этого раза она не переживет.
Источник
