Эпидемия кори в россии в 2017 году

Кишечные инфекции, вал клещевых энцефалитов и южные инфекции, привезенные россиянами из отпусков,— таковы медицинские итоги лета. Один из самых именитых инфекционистов России академик Виктор Малеев рассказал «Огоньку» о наших самых маленьких, но от этого не менее опасных врагах

Интервью продолжает серию бесед с ведущими специалистами отечественной медицины. Ранее в «Огоньке» были опубликованы материалы с главным онкологом Минздрава Михаилом Давыдовым (N 46 за 2016 год), главным урологом Минздрава Дмитрием Пушкарем (N 5 за 2017 год), главным кардиологом Москвы Еленой Васильевой (N 12 за 2017 год) и директором НИИ пульмонологии Александром Чучалиным (N 27 за 2017 год).

— Виктор Васильевич, подходит к концу сезон отпусков. Что он принес в этом году?

— В этом году, как всегда, туристы привезли много инфекций из-за рубежа. Куда у нас ездят чаще всего? В Турцию на «все включено». Оттуда привозят амебиаз (тяжелое кишечное расстройство, вызываемое одноклеточным паразитом.— «О»), лейшманиоз, геморрагические лихорадки или банальные глисты.

Другой случай — экзотические болезни. В Красноярске сейчас очень много случаев лихорадки Денге. Откуда в Сибири тропическая инфекция? От них летают чартерные рейсы в Таиланд, откуда и привозят эту лихорадку. А из Доминиканы везут малярию. Поэтому же у нас зарегистрирована нашумевшая лихорадка Зика, притом что комаров-переносчиков этой инфекции у нас нет. Но люди ездят в Таиланд, Доминикану, где эти комары распространены, там заражаются и передают инфекцию половым путем. Плохо то, что по этим инфекциям диагноз с ходу не поставишь — не все рассказывают терапевту про поездку, и врач может долгое время просто не понимать, с чем имеет дело.

— И что же делать в такой ситуации?

— Хотя бы выполнять рекомендации Роспотребнадзора, которые он составляет для поездки в каждую страну. Если там малярия, значит, надо принимать специальные препараты. В других случаях необходимо сделать прививки. Увы, далеко не все наши граждане соблюдают эти рекомендации. Да что говорить про экзотические страны, когда у нас в Новосибирске сейчас паника — много клещей и случаев клещевого энцефалита. И на Урале, и на Дальнем Востоке. Но, даже зная это, прививку делают не все.

— В последнее время тревогу вызывают сообщения об эпидемии кори — в Европе, в основном в Италии, от нее умирают. В России в этом году число заболевших выросло в два раза. Как остановить эту инфекцию?

— Мое мнение: это проблема отчасти надумана. И для России корь не страшна, у нас нет угрозы эпидемии этого заболевания. Да, есть отдельные случаи заболевания, связанные с тем, что к нам приезжают непривитые люди, из той же Украины, где система вакцинации полностью развалена. И иногда заболевают пожилые люди, у которых иммунитет уже снижен.

— Дискуссия о прививках у нас идет постоянно. Предлагается даже запретить принимать в сады и школы непривитых детей. Как вы к этой идее относитесь?

— Запретить — самый простой путь… Ну запретят принимать без прививок. Родители купят справку или отдадут ребенка в другой сад. Видите, даже инфекции связаны с коррупцией. Справку в бассейн ведь многие покупают, вместо того чтобы сдать анализ на яйца глист.

Сейчас вообще к инфекциям относятся несерьезно. А ведь практически в основе любого неинфекционного заболевания оказывается инфекция. Нас везде окружают микробы, и преуменьшать их роль — по меньшей мере недальновидно.

«Инфекции тоже хотят выжить»

— По данным Росстата, только инфекционными болезнями в России ежегодно болеют порядка 5 млн человек. Какие современные инфекции врачи считают самыми опасными?

— Понятие опасность относительное, каждый из нас уязвим по-своему. Если человек непривитый — ему угрожает одна опасность. Если ведет, скажем так, свободный образ жизни — другая. Если не моет руки — третья. Недавно, например, произошла вспышка серозного менингита в детском лагере в Свердловской области. Сотрудники не соблюдали санитарию при готовке пищи. Или возьмем небольшие сельские больнички. Почему там возможно распространение инфекций, связанных с оказанием медицинской помощи? Потому что там часто нет полноценного централизованного водоснабжения и канализации, а также условий для эффективной дезинфекции.

Сейчас сравнительно много людей с пересаженными органами, постоянно принимающих иммунодепрессанты, так для них опасна любая минимальная инфекция. В повышенной зоне риска всегда будут медики, которые могут заразиться в медучреждениях от пациентов. Но если говорить о самой распространенной инфекции, то это, безусловно, грипп. Тем более в нашем довольно прохладном климате.

— На разработку всевозможных вакцин от гриппа во всем мире уходят миллиарды. Грипп удастся когда-нибудь победить?

— Вряд ли. Полностью ликвидировать ни одну инфекцию, кроме оспы, не удалось. Грипп ведь постоянно меняется: один штамм исчезает, появляется другой. У людей выработался иммунитет, но проходит 10-15 лет — и опять этот штамм возвращается. А популяция людей уже новая, и иммунитета у них к нему нет. Инфекция тоже хочет выжить.

— Значит, и против ВИЧ-инфекции нет средства?

— Лекарства от ВИЧ-инфекции уже есть, но они полностью не уничтожают вирус, а лишь подавляют его развитие. Чтобы жить, человек должен принимать эти лекарства постоянно. Но сейчас другая ситуация. При рискованном сексуальном контакте рекомендуют использовать презерватив, но не всем это нравится. И нередко, зная или предполагая, что у партнера ВИЧ-инфекция, человек принимает перед сексуальным контактом это лекарство, чтобы не заразиться. И это плохо, потому что таким образом увеличивается устойчивость вируса и через какое-то время лекарство не будет действовать.

Природа-террорист

— Российские медики, начиная с 2004 года, постоянно выезжают на места эпидемий опасных инфекций. Как врачи готовятся к подобной работе?

— Мы постоянно проводим обучение, причем не только российских врачей, но и врачей на местах. Особые санитарно-эпидемиологические отряды формируются на базе ведущих научно-исследовательских учреждений Роспотребнадзора и состоят из эпидемиологов, микробиологов, специалистов по дезинфекции, энтомологов и других.

Я сам ездил в Гвинею во время эпидемии вируса Эболы — мы открывали там госпиталь, я читал лекции для врачей. А наши эпидемиологи до сих пор там работают. Также выезжаем во Вьетнам, Эфиопию, Бразилию, страны Шанхайской организации сотрудничества (Россия, Китай, Казахстан, Таджикистан, Киргизия, Узбекистан, Индия, Пакистан.— «О») и другие.

— Что там делают наши врачи?

— Разрабатывают новые, более совершенные методы диагностики опасных инфекций. Сегодня очень нужны методы, которые позволяют своевременно выявлять инфекцию и не требуют большого количества материала для анализов — в полевых условиях их брать сложно. Это очень важно, потому что постоянно появляются новые болезни, которые мы сразу не можем выявить и своевременно установить их природу.

— А у вас нет страха заразиться?

— Есть, конечно. Всего ведь не предусмотришь. Я, например, в 1994 году работал в Индии в городе Сурат во время эпидемии легочной чумы. Более половины больных умирали от этой инфекции в течение трех дней. Существует стандарт работы в подобных условиях — противочумной костюм и резиновые сапоги. Но в Индии стояла страшная жара, и находиться в таком костюме не просто. Я работал не на природе, а в больнице, поэтому надевал костюм, но, правда, без сапог — тут уж сам смотришь, какие правила надо непременно соблюдать, а какие можно нарушить.

Есть и другой аспект. Когда инфекция уже выявлена, риск заразиться, конечно, остается, но все же он существенно меньше тогда, когда врач знает, с чем ему предстоит столкнуться на месте. Неизвестная инфекция — наша главная опасность.

Так было с инфекцией SARS (атипичная пневмония) в 2003 году во Вьетнаме, когда профессор из Франции, обследуя больных, думал, что это грипп, не использовал персональные средства защиты и был инфицирован с летальным исходом. Когда я посетил КНР, где уже регистрировалась эпидемия, то уже знал, что это за синдром, поэтому работал в полном защитном облачении. Тогда мы ожидали, что эта инфекция придет в Россию, поэтому я должен был «увидеть» ее и поработать с ней.

— Периодически возникают разговоры про бактериологическое оружие, которое создается в секретных лабораториях. Как вы относитесь к этим предположениям?

— Формально подобные работы запрещены. Гипотетически изучается вопрос: что будет, если применить массово те или иные бактериальные соединения. Моделируются подобные ситуации, делаются прогнозы, проводятся испытания как препаратов, так и воздействия на людей различных микроорганизмов. Но предсказать, как могло бы работать бактериологическое оружие, очень сложно — у уравнения слишком много составляющих.

Нам бы справиться с теми микробами, которые есть в природе. Например, тот же птичий грипп или свиной никто не придумывал, но эти заболевания дали большую смертность, чем если бы применили бакоружие. На Гаити в 2010 году более 9 тысяч умерли от холеры, а более 700 тысяч заболели. Сама природа может быть большим террористом, чем мы.

— В одном из интервью вы рассказывали, что однажды провозили из Вьетнама пробирку с бактериями чумы в кармане пиджака.

— Чуму нужно было изучать, но в СССР о единичных случаях особо опасных инфекций старались не сообщать или регистрировать их под видом других, менее опасных инфекций. Помню, в 1980-е годы я был приглашен на консультацию в четвертое управление. Привезли больного, партизана-вьетнамца, который у нас отдыхал, по симптоматике — бубонная чума. Коллега, которая его осматривала, уже имела опыт диагностики чумы. Я подтвердил ее диагноз. В органах буквально на дыбы встали: чума в четвертом управлении! Отдаю ли я отчет в том, что говорю?

Тем не менее весь медперсонал, контактировавший с больным, поместили на карантин. Пациента, который вскоре умер, похоронили в гробу, залитом хлоркой, гроб забетонировали. Такие вот были меры предосторожности против распространения этой инфекции. И хотя все знали, что была чума, в медицинских записях запретили эту инфекцию называть.

20 литров — чтобы выжить

— В советское время вообще к инфекциям относились более внимательно?

— Да, намного серьезнее. Например, на эпидемии всегда выезжали первые лица страны.

— Говорят, что именно вы предотвратили холеру в СССР в 1970 году.

— Я ее не предотвратил. Летом 1970 года в Астрахани действительно вспыхнула эпидемия этой инфекции, и я выехал лечить людей, так как в тот период под руководством Валентина Ивановича Покровского занимался этой проблемой — работал над созданием полиэлектролитных растворов. Ведь при холере люди погибали именно от обезвоживания.

— В итоге вы стали изобретателем первых водно-солевых растворов, которыми теперь во время эпидемий пользуются в России и странах СНГ. Сложно ли было в то время внедрить разработку?

— Да буквально за пару месяцев внедрили. Меня вызвал министр медицинской промышленности и попросил рецепты этих растворов, срочно. Тогда очень остро стояла проблема: как восполнить потерю жидкости при этой инфекции. Ведь больной терял по 10-20 литров в день. Это колоссальный объем! Кстати, на тот момент уже существовал раствор, придуманный американцами и опробованный в Бангладеш. Но нам он не подходил.

— Почему?

— Потому что в Бангладеш основа питания — растительная пища, по преимуществу бананы, которые содержат много калия, а у нас преобладает повышенное потребление солей натрия. Так что надо было создавать оригинальный полиионный раствор.

В общем, рецепты требовались настолько срочно, что я даже домой за своими записями не успел съездить. Так по памяти их и записал. Сейчас эти растворы используют при перитонитах, при интенсивной терапии. Состав каждого раствора разработан так, что его можно использовать без всяких предварительных анализов и в больших объемах.

Надо сказать, что в советское время при эпидемиях врачам везде был «зеленый свет». Когда мне понадобилось сопло для фотометра (им измеряли химический состав жидкости), так секретарь обкома договорился с местным стекольным заводом, чтобы изготовили нужную деталь.

— Затем вас стали посылать на случаи холеры в другие страны?

— Да, в Кению, Сомали, Йемен, Бангладеш — везде, где появлялись эпидемии холеры. А как иначе ее лечить, если не видел ее и знаешь о ней только из учебников?

Микрососеди

— Вы изучаете инфекции более полувека. Появляются ли сегодня какие-то принципиально новые знания о них?

— Появляются новые методы диагностики, например молекулярной. Она позволяет не только увидеть, какой микроб вызвал инфекцию, но и «посчитать» их количество. Сегодня мы разрабатываем технологию биочипов, когда по одной капельке крови можно распознать не одну, а сразу 30 инфекций. Первый биочип уже находится в производстве, сейчас идет процедура одобрения. Это очень длительный бюрократический процесс.

— Не так давно ВОЗ признала именно изменение климата одним из факторов увеличения инфекций во всем мире.

— Это так. Потепление, например, влияет на распространение комаров, которые переносят множество инфекций, причем для каждой территории — свои. Так что в той же Москве вполне вероятно могут появиться южные комары с «южными» инфекциями — той же малярией или лихорадкой Западного Нила.

Но прежде всего изменение климата приводит к возникновению так называемых природно-очаговых инфекций. Возьмите, например, Якутию. Там за последнее время сильно потеплело — и в нынешнем году появились клещи, которых в этом регионе в принципе никогда не было! А в прошлом году на Ямале случилась вспышка сибирской язвы: разморозились скотомогильники, где десятилетиями хранились очень жизнестойкие споры сибирской язвы.

— Если говорить о столице, то первая половина лета здесь была такой дождливой и холодной, что о глобальном потеплении как-то не думается. Сырая погода провоцирует инфекции?

— Конечно. Во-первых, при частых дождях возникают проблемы с загрязнением воды. Ливневые стоки в городах просто не рассчитаны на такие потоки. В итоге часть воды попадает в канализационные системы, рядом с которыми проходят трубы с питьевой водой. Если системы подачи воды работают с нарушениями, то сточные воды попадают в питьевую, создавая условия для развития инфекции, например кишечной. Самый типичный случай — холера.

Во-вторых, холодное дождливое лето всегда означает увеличение простудных заболеваний, в том числе самого распространенного — гриппа. Обычно вал этих инфекций начинается в сентябре, но, возможно, в этом году он придет раньше.

— Получается, что в целом эпидемиологическая картина мира за последние годы ухудшилась?

— Население во всем мире стареет, значит, возникают новые инфекции, характерные именно для этой части людей. Плотность населения увеличилась — ждите новых инфекций. Есть даже инфекции космического корабля, которых просто не могло быть в докосмическую эру. В космосе люди много дней проводят в тесных, скученных условиях, что означает интенсивный обмен микробами. Отсюда и грибковые, и вирусные инфекции.

В последние годы изменилось социальное поведение человека — отсюда рост таких инфекций, как ВИЧ и гепатит. На общую ситуацию влияют и процессы миграции.

— Выходит, нам инфекцию не победить?

— Новые средства борьбы с микробами не появляются так быстро, как хотелось бы. Инфекции меняются намного быстрее, чем человек.

Беседовала Елена Бабичева