Кори морганы династия крупнейших олигархов

Затем разразилась Гражданская война! Семидесятишестилетний бунтарь, все еще боец, записался капелланом в армию, которой предстояло покончить с рабством. В апреле 1865 года восьмидесятилетний юбилей Пирпонта отмечался в Вашингтоне и перерос в торжества по поводу окончательной победы дела борьбы против рабства. Уильям Ллойд Гаррисон приветствовал его как старого бунтаря, «известного своими независимыми взглядами, острыми речами, бесстрашием в поисках истины и неугасимым интересом к делу прогресса и реформам в самом широком смысле». Джон Пирпонт был из породы духовных пророков, для которых религия не сводилась лишь к спасению несчастных душ, а являлась огненным мечом социальной борьбы за справедливость, отражавшей более глубокую и тонкую природу пуританизма.

Глава 5. Финансы: Джордж Пибоди и Джуниус Морган

Бунтарский дух Джона Пирпонта не совпадал с настроем всей страны, который формировался вместе с развитием индустриализации. Он просто служил сопровождением и аккомпанементом этого развития.

Это воистину был век материального прогресса, готовящегося к покорению потенциально богатого континента с безграничными естественными ресурсами. Подобно всем стихийным силам, этот резкий прорыв материального прогресса был яростный, не терпящий никаких ограничений и зачастую пугающий своими ближайшими последствиями. Но в итоговом значении он был динамичен, неминуем и прогрессивен. В то время как пламенное бунтарство Джона Пирпонта было достойно восхищения, все возникавшие проблемы и их решения определял именно ход этого материального прогресса.

На далеких равнинах Запада пионеры строили новую аграрную нацию, в избытке производя сельскохозяйственную продукцию. Естественно, у них возникала острая потребность в промышленных товарах. На Востоке, в Нью-Йорке, Пенсильвании и Новой Англии, прочно установилась фабричная система. Ее непрерывному развитию способствовало расширение рынков. После американской революции производство росло быстрыми темпами, особенно в текстильной, сталелитейной и металлургической промышленности. Строительство железных дорог шло еще более бурно. В 1828 году протяженность железных дорог составляла всего три мили, в 1837-м – 1417, а в 1857-м уже 24 476 миль. Предпринимательство и накопительство, независимо от их методов и целей, завладели умами и поступками людей. В условиях свободной и равной конкуренции любая возможность рассматривалась с точки зрения идеала малого бизнеса – «набить свою кубышку». И деловое предпринимательство неудержимо рванулось вперед.

Восприняв лозунг laissez faire[2] (в деле получения и накопления прибылей), развивающийся капитализм отнюдь не был доктринерским и по-своему изменил этот идеал. Широкую поддержку получил тезис о том, что правительству следует благосклонно поддерживать промышленность и коммерцию посредством законодательства и прямых денежных субсидий. Против этого американского плана выступали аграрии, недовольные тем, что он игнорировал их интересы. Независимые, всегда готовые к бою первопроходцы, чувствуя свою силу, трансформировали философию аграриев Томаса Джефферсона в практическую политику народной демократии Эндрю Джексона, захватили власть в правительстве и временно отменили американский план. Джексоновская демократия была крайне отрицательно настроена по отношению к аристократии. Вместе с тем покорение Запада привело к появлению там среднего класса и аристократии. Аристократия возникла на основе спекуляции, роста цен на недвижимость и развития коммерции, она, объединившись с восточными промышленниками и финансистами, вновь возродила американский план, но уже в других формах.

Борьба между аграриями и промышленниками велась по поводу финансовых вопросов. По мере развития капиталистической индустрии деньги стали основной формой выражения экономической активности. При примитивной колониальной экономике деньги применялись редко, а банки использовались еще реже. Но по мере роста числа поселений и расширения торговли количество денег увеличивалось, банки же стали играть важную роль только после американской революции. За расширением и специализацией рынков, когда производство переместилось из домов на фабрики и стало развиваться ради прибыли, а не ради использования произведенных товаров, последовал быстрый рост торговли, для которого требовались деньги и банки. В результате таких экономических перемен банки и их капиталы быстро множились. Деньги и банки становились решающим фактором объединения земли, труда и капитала в целях расширения производства, что сводило на нет прошлую независимость аграриев и ремесленников, которые теперь развернули борьбу против банков.

Эта борьба велась по двум направлениям. Первое выражалось в протесте людей, которые цеплялись за старую примитивную экономику и понимали, что банки являются ядром капитализма. Поэтому они противились банкам, которые обеспечивали превосходство новой капиталистической экономики. В 1819 году один экономист сравнил банки с корпорациями, целью которых, как он утверждал, было создание искусственной власти, способной привести к более неравномерному распределению собственности и снижению национального благосостояния. Он пришел к следующему выводу: «Банки в состоянии разорить любого человека, который осмелится вести свой бизнес без их участия, и могут поглотить результаты многих лет трудовой деятельности».

Но существовало и другое, более важное направление. В то время повсеместно встречалось некомпетентное руководство, мошенничество и несостоятельность. Банки зачастую представляли собой спекулятивные, незаконные предприятия-однодневки, которые появлялись только для того, чтобы собрать прибыль для своих организаторов и исчезнуть. Крах банков часто заканчивался беспорядками и кровопролитием. Помимо этого банки выпускали миллионы не имевших никакой ценности оборотных кредитно-денежных документов, представлявших собой лишь обман народа и, как правило, годившихся скорее для спекуляции, чем для удовлетворения насущных нужд промышленности и торговли. Такое положение породило коррупцию, клики банкиров начали манипулировать правительствами штатов, пока наконец в Филадельфии газета «Паблик Леджер» не заявила с возмущением: «Коррупция у нас процветает пышным цветом, а банковская система – главный коррупционер». В своем обращении к конгрессу в 1833 году профсоюзные организации Нью-Йорка протестовали против выпуска банками оборотных кредитно-денежных бумаг, которые «снижали ценность денег, повышая цену на все плоды труда».

Джексоновская демократия равенства стартовых возможностей идентифицировала банки с новыми капиталистическими силами, угнетающими фермеров, первопроходцев и ремесленников, и, отказав в принятии устава банку Соединенных Штатов, попыталась таким образом нанести удар по всем банкам. Но поскольку капитализм функционирует посредством сети сложных финансовых отношений, число банков продолжало расти, а эта борьба сводилась к установлению правительственного контроля за банковской системой, но не к ее уничтожению. Пионеры Запада и ремесленники, будучи приверженцами идеи индивидуализма, не могли осознать, что вся проблема заключалась как раз в общественном контроле. Именно эта проблема будоражила и до сих пор будоражит всю жизнь Америки.

В ходе этой борьбы за банки и валюту в области финансов произошло еще одно важное событие, в результате которого и возник банкирский дом Морганов. Оно заключалось в быстром росте импорта европейского капитала, необходимого для финансирования американской промышленности и торговли. Европейский капитал играл важную роль в развитии колониальных производств, а во время революции континентальный конгресс делал крупные денежные займы за границей, но в 1812 году иностранный долг национального правительства был аннулирован. Тем не менее бурный рост сельского хозяйства, промышленности и торговли вынудил правительства штатов и частных предпринимателей приступить к новым займам иностранного капитала. Экономика Соединенных Штатов была в основном сельскохозяйственной, и ее потребности в товарах и капитале превышали собственные возможности страны. Между 1820 и 1860 годами международная торговля увеличилась в четыре раза, а импорт промышленных товаров – почти в шесть раз. Неблагоприятный баланс торговли постоянно увеличивался, а преобладание импорта над экспортом в большей степени оплачивалось путем продажи американских ценных бумаг в Европе. Правительства штатов продавали свои облигации за границей для финансирования строительства каналов и других проектов американского плана, а кооперативные предприятия (в частности, железные дороги) продавали большое количество своих собственных ценных бумаг иностранным инвесторам. К 1856 году иностранные инвесторы владели американскими национальными, штатными, городскими и корпоративными облигациями и акциями на двести три миллиона долларов из общей суммы один миллиард четыреста семь миллионов.

   – Я и суд, я и следствие, – Цап-царап ей ответствует. – Присужу тебя я к смерти.

Алиса в Стране чудес

   Морганизация промышленности означала диктат финансов над рабочими, управленцами и акционерами. Акционеры, естественно, заслуживали больше внимания, чем рабочие. Такое мнение сложилось из-за «необузданного высокомерия» финансовых магнатов. Рабочим надлежало получать свою зарплату и молчать, акционерам – получать свои дивиденды (если таковые были) и тоже молчать, а магнатам – править.
   Будучи разрозненными и лишенными возможности всякого активного участия в делах корпораций, владельцами которых они являлись, акционеры могли противиться, но не сопротивляться неограниченному и высокомерному контролю со стороны финансовых магнатов. П.А.Б. Уайденер, один из директоров «Юнайтед стейтс стил корпорейшн» и других дочерних предприятий дома Морганов, столкнулся со значительной оппозицией акционеров во время его манипуляций со сдачей в аренду «Метрополитен стрит рэйлвей» Нью-Йорка другой корпорации в 1902 году. Совещание акционеров, на котором председательствовал Уайденер, проходило следующим образом.
   Уайденер. А теперь, господа, приступим к голосованию.
   Акционер. Мы хотим обсудить этот вопрос. Давайте обсудим его до начала голосования.
   Уайденер. Вы можете сразу проголосовать за него, а обсудить потом.
   Акционер (изумленно). Вы хотите сказать, что мы должны сначала проголосовать, а потом обсудить?
   Другой акционер. Вы хотите сначала казнить нас, а потом вынести приговор, да? Мы отказываемся голосовать без предварительного обсуждения.
   Уайденер (устало улыбаясь). Сэр, вы можете воздержаться от голосования до завершения обсуждения. (Председатель приказывает приступить к голосованию.)
   Голосование состоялось (без обсуждения), и Уайденер пропихнул свой план аренды, так как все было заранее организовано контролирующей ситуацию группировкой. Но и оппозиция не представляла интересы акционеров, просто другая финансовая группа также пыталась захватить контроль в свои руки.
   Морганизацию промышленности определяли многие факторы: развитие технологии, концентрация промышленности, все более сложный характер предприятий бизнеса и зависимость промышленности от финансов. Но морганизация заполучила неоспоримую власть только благодаря увеличению числа акционеров и разделению собственности и управления. Дом Морганов и другие финансовые мастера промышленности не являлись собственниками корпораций, которыми управляли. Но такое владение и не было необходимым. Поскольку акционеры были разрозненны и многочисленны (сорок три тысячи, как в случае с «Юнайтед стейтс стил корпорейшн»), то контроль легко захватывало заинтересованное меньшинство, особенно когда его интересы были ведомственно оформлены в таком замечательном объединении, созданном домом Морганов. Морганизация промышленности была проведена посредством сложной системы владения акциями, воутинг-трестов, финансового давления, связи финансовых учреждений и промышленных корпораций с помощью взаимосвязанных директоратов, согласованного контроля за интересами меньшинства, – и все это зависело от акционеров, которые не участвовали в управлении, которым было затруднительно объединиться, чтобы отстоять свою собственность, и чьи интересы ограничивались лишь дивидендами. Морганизация растоптала акционеров, но акционерам это нравилось, при условии, что она повышала их благосостояние в форме увеличения стоимости акций и частых (и высоких) дивидендов.
   Дж. П. Морган честно признавал, что верил в создание настолько больших корпораций, что их управление будет полностью независимым от акционеров, которые окажутся в полной зависимости от финансовых хозяев промышленности. Во время следствия по делу об одной из его корпораций Морган говорил так: «Нам не нужны никакие финансовые потрясения, мы сегодня делаем одно дело, а завтра – другое. Политика, от которой зависит судьба нашей компании, должна быть продолжена. Я хотел, чтобы люди, которым это достанется, были независимы. Я хотел разместить акции так, чтобы ничего не помешало… осуществлению выбранной нами политики. «Дж. П. Морган и К°» может быть распущена, я могу умереть, но все, что создано нами, и дальше будет продвигаться по прежнему пути к процветанию. Это была наша идея организовать холдинговую компанию с капиталом настолько большим, чтобы ни одна конкурирующая корпорация не могла купить ее контрольный пакет и, таким образом, оспаривать контроль над ней».
   Организация дел таким образом, что конкурирующие финансисты не могли бороться за контроль над домом Морганов, также подразумевала лишение акционеров возможности осуществлять подобный контроль. В словах Моргана не прослеживается никакой альтернативы контролю со стороны финансовых магнатов, и централизация такого контроля была первостепенной и наиболее важной задачей морганизации. Корпоративное объединение, окончательным выражением которого стала морганизация, предусматривало:
   Ограничение конкуренции для контроля за ценами и получения прибыли.
   Интеграцию промышленности для обеспечения наивысшей эффективности производства.
   Чрезмерную капитализацию и огромные прибыли промоутеров.
   Обеспечение контроля со стороны финансовых интересов.
   Аргументы в пользу высокой эффективности производства наиболее часто использовались для оправдания существования промышленных объединений, но это был лишь наименее важный аспект соображений промоутеров и финансистов – как правило, последствие их деяний.
   «Единственное серьезное возражение против трестов, – говорил Джеймс Дж. Хилл в 1902 году, – касалось цели их создания, которая заключалась не в производстве какого-либо конкретного товара, а прежде всего в продаже кипы напечатанных ценных бумаг, которые представляют собой не что иное, как пособничество промоутерам и их перспективные прибыли».
   Именно эти прибыли, сопровождаемые размышлениями о конкуренции и контроле, и определяли задачу – организовывать то или иное объединение или нет. Экономическое же обоснование объединения попросту эксплуатировалось в чьих-либо интересах либо игнорировалось.
   Вместе с тем эффективность производства, наименьшая забота промоутеров и финансистов, была решающим фактором успеха или провала объединения. К 1903 году существовало уже четыреста сорок трастовых объединений с капиталом в двадцать миллиардов триста семьдесят девять миллионов долларов, которые главенствовали в бизнесе всей страны. Большая часть их капитализации была «разводненной», а в случае с «Юнайтед стейтс стил корпорейшн» эта доля составляла пятьдесят процентов. Многие объединения настолько игнорировали фактор эффективности производства, что претерпели крах. В других рабочие, инженеры и управленцы объединяли усилия для повышения эффективности, производительности и зарплаты и, таким образом, выдавливали лишнюю «воду» из капитализации своих предприятий. Предсказывали, что «Юнайтед стейтс стил» закончит крахом из-за своей чрезмерной капитализации, но данная корпорация была интегрированным предприятием, ведущим в области производства железа и стали (а также в определении цен). Вопреки рассуждениям финансистов, рабочие, инженеры и менеджеры показывали чудеса повышения эффективности производства. К 1907 году «Юнайтед стейтс стил» реинвестировала двести восемь миллионов долларов из своих доходов в модернизацию производства. Посредством такой политики реинвестирования части своей большой прибыли корпорация приобретала реальное имущество для обеспечения каждого пенни своей капитализации[13]. Но такой подъем эффективности производства отнюдь не считался главной целью создания объединения. Объединения зачастую подавляли эту самую эффективность, и в общем и целом если в период между 1899 и 1914 годами эффективность производства увеличивалась на двадцать пять процентов, то такое увеличение было гораздо большим в предшествующие двадцать пять лет, когда превалировали условия конкуренции. Эффективность производства не имела большого значения, когда объединение, контроль рынка и рост цен и так обеспечивали значительные прибыли.
   «Юнайтед стейтс стил» не игнорировала фактор эффективности производства, как и фактор общественного мнения. Хотя администрация Маккинли не считала это незаконным, данный «Стальной трест» действительно доминировал в области железоплавильной и сталелитейной индустрии, и, занявший кресло президента, Теодор Рузвельт инициировал начало борьбы против трестов (включая правительственное расследование дела «Юнайтед стейтс стил корпорейшн» в 1905 году). Зная о своей уязвимости перед такой атакой, магнаты «Стального треста» решили трансформировать его в «благовидную корпорацию». Восприняв некоторые организационные формы «Стандард ойл» (в частности, управление исполнительного комитета), «Стальной трест» не перенял жесткую политику «Стандард» по подавлению конкурентов. Его финансовые отчеты стали более полными, чем прежде, – «Стальной трест» утверждал, что ему «нечего скрывать». И трест явно отказался от практики, позволявшей его директорам получать информацию заблаговременно для их манипуляций на бирже.
   Однако большая часть образа «благопристойной корпорации» создавалась благодаря личным качествам и высказываниям Элберта Г. Гэри, которого сама природа создала для данной работы. Гэри имел такой респектабельный вид, как вдова в трауре, и моральный облик, которому могла позавидовать любая старая дева{16}. Он часто вел диспуты со своими соратниками на темы морали. Директора «Стил» получали по двадцатидолларовой золотой монете за участие в них, и присутствовавшие часто требовали монеты за отсутствовавших и делили их. К тому же все директора были заядлыми игроками и стали играть на эти золотые монеты. Гэри некоторое время терпел, но затем изрек: «Я сказал им, что по своему воспитанию не склонен к игре и считаю, что совет директоров «Юнайтед стейтс стил корпорейшн» должен подавать хороший пример».
   Старые грешники, для которых игра была смыслом жизни, цинично улыбнулись и продолжили играть на золотые монеты. Но Гэри любил вести моральные диспуты, как больной зуб любит болеть. Он продолжал обсуждать аморальность игры на золотые монеты, и этот обычай вскоре был похоронен. Педантичность Гэри была нудной и непреодолимой.
   Несмотря на тот восторг, который вызвал у его женщины-биографа моральный облик Гэри, порой в нем просматривались повадки носорога. В течение восьми лет этот святой Георгий бизнеса был связан с Джоном У. Гейтсом. Так, святой и грешник, оба получали прибыль от совместной работы. Гэри, кстати, не так уж и страдал от бремени морали. Морган же никогда не придерживался канонов морали. Его циничная натура была склонна к уловкам, но Морган не мог терпеть Гейтса, как это делал Гэри, и вышвырнул его из своей системы. Так на практике циник посрамил моралиста.
   Возможно, нудная педантичность Гэри была обидной для Моргана, но хитроумный мастер делать деньги (и управлять людьми) знал, кого и как он может использовать. Скрупулезный в работе с учетными книгами, расчетливо моральный и морально расчетливый, Гэри был именно тем человеком, который мог представлять «уважаемое лицо» «Юнайтед стейтс стил корпорейшн». Но это «лицо» определяли и более важные соображения, чем моральный облик Гэри. Не являясь монополией, «Стальной трест» «регулировал» конкуренцию весом своих огромных ресурсов. «Стандард ойл» возникла из такой конкуренции, сокрушая или поглощая своих соперников. Она стремилась стать лидером. Оставаясь ведущей в своей отрасли, контролируя шестьдесят пять процентов производства железа и стали, «Юнайтед стейтс стил» не испытывала необходимости прибегать к нечестной конкуренции, свойственной «Стандард ойл». Она гармонично работала с конкурентами, регулируя конкурентную борьбу и цены. Ее доминирующее положение и новая кампания борьбы против трестов вынудила «Юнайтед стейтс стил» вести себя более осторожно, но, несмотря на это и отказ от некоторых своих наиболее отрицательных корпоративных сторон, «Юнайтед стейтс стил» все же столкнулась с правительством. В конце концов это произошло в системе, другие части которой не имели особых причин быть «благопристойными».
   Морганизация, то есть система финансовой централизации и контроля, игнорировала более крупные социальные и политические интересы, которые Морган принимал во внимание только тогда, когда они влияли на его операции. Один энтузиаст сравнил Моргана с «силой природы», каким он и был, в грубом смысле этого слова, презрительно игнорирующим более значимые последствия своей деятельности. Централизация промышленности и финансов означала эффективность, прибыли и власть, а социальные и политические последствия не имели никакого значения. Но общество не может себе позволить не думать о последствиях, о нерегулируемой промышленной и финансовой мощи, управляющей бизнесом и правительством. В 1901 году «Банкирский журнал» честно признался: «Такой рост корпораций и объединений ведет к укреплению сил, которые стремятся контролировать механизм правительства и законов, руководствуясь своими особыми интересами… Продуктивной силой являются рабочие… а бизнесмены, в одиночку или совместно с другими бизнесменами, стараются подстроить политиков и правительство под нужды своего собственного процветания. Когда бизнес нашей страны познал секрет объединения, он начал постепенно присваивать себе политическую власть, направляя ее на решение своих задач. То, что правительство еще не полностью контролируется данными интересами, связано с организацией бизнеса, еще не достигшей полного совершенства».
   Морган презирал политиков, но политики не могли себе позволить презирать Моргана. Морганизация была сложными узами связана с политикой в том смысле, что политика была отражением проблем, борьбы и состава классовых сил. Централизация промышленности и финансов вызывала острые антагонизмы. Рабочие угнетались, акционеры и мелкий бизнес втаптывались в грязь. По утверждению Моргана, «люди, обладающие собственностью, могут распоряжаться ею по своему собственному усмотрению». Но это было уже слишком – даже предприятия бизнеса ограничены в своем праве на собственность, уже для того, чтобы защитить собственность других (которой морганизация манипулировала в своих операциях). Такие антагонизмы вызывали необходимость вмешательства общества в лице его правительства. В результате это и привело к столкновению между домом Морганов и правительством.